Джейк Джилленхол о жизни
Актер, 35 лет, Нью-Йорк
Никто не сможет понять меня за два часа.
Я не люблю интервью, потому что давно понял, что если кто-то хочет что-то обо мне написать, он сделает это так, как задумал, — и я ничего не смогу с этим поделать. Ну, может, вставлю четыре-пять слов.
Все мои проблемы мне известны: я слишком много слушал других и вечно затыкал себя.
Моя актерская карьера развивалась очень просто. Вначале было «Кто такой Джейк Джилленхол?», потом появилось «Дайте мне этого Джилленхола», потом — «Дайте мне кого-нибудь, кто похож на Джилленхола». А потом опять «Кто такой Джейк Джилленхол?».
Я провалил пробы на роль Фродо Бэггинса просто потому, что никто не сказал мне, что хоббиты должны говорить с британским акцентом.
В последнее время я стал одержим изучением языков, которые нужны мне для ролей. Я просто подумал, что раз уж я беру уроки бокса для фильма о боксе, то почему бы мне не выучить для кино новый язык.
Я очень люблю актеров, потому что мне нравится смотреть, как другие работают.
Опыт работы с Хитом Леджером, возможно, самое важное переживание в моей жизни. Всегда и во всем он был на шаг или на полшага впереди. Я помню, как легко ему удавалось успокаивать на съемках лошадь. Он просто подходил к ней и говорил: «Шшш», — а потом садился на эту лошадь, и она радостно бежала под ним. А я подходил к лошади и говорил ей: «Сейчас я собираюсь забраться на тебя», — а лошадь смотрела на меня так, будто хотела сказать: «Да пошел ты в жопу».
Когда мы снимали «Горбатую гору», Энг Ли (режиссер картины. — Esquire) сказал мне, что двое мужчин, выпасающие овец, — это более сексуальная сцена, чем двое мужчин, занимающиеся сексом.
Как я отношусь к гомосексуальности? Мне кажется, что для мужчины очень важно найти правильную женщину, а для женщины — правильного мужчину. Но иногда мужчине важно найти правильного мужчину, а женщине — правильную женщину.
Пару раз, снимаясь в постельных сценах, я слышал от женщин: «Не беспокойся, я тысячу раз имитировала оргазм в жизни. Сымитирую и сейчас».
Я никогда не занимался сексом в трусах, и меня всегда удивляли актеры, которые делают это на экране. Нет, конечно, я пробовал это делать в обычной жизни, но повторять не рекомендую никому.
Правда заключается в том, что никто уже и не вспомнит большинства тех фильмов, которые заработали когда-то кучу денег. Очень часто коммерческий успех никак не связан с тем, чтобы остаться в памяти.
Я стараюсь окружать себя людьми, которые говорят: «Мы можем хотя бы сегодня не говорить о кино?»
Я англофил, и большинство моих друзей — англичане. Возможно, англичанам проще понять мой пессимизм.
Эд Цвик (американский режиссер и продюсер. — Esquire) сказал мне одну замечательную вещь: «Все, чему мы учимся в жизни, мы учимся через позор». И это правда. Моменты, когда ты чувствуешь унижение, освобождают тебя — если, конечно, ты можешь преодолеть их. Я таким образом научился многому.
Когда ты по-настоящему хорош в своем деле, не так уж и важно, чем ты занимаешься. Великий чистильщик бассейнов лучше посредственного актера.
То, как ты поступаешь с людьми, важнее того, насколько ты талантлив.
Ненавижу, когда кто-то говорит, что умирает от голода. В мире есть те, кто действительно умирают от голода, так что мы должны придумать другой способ сообщать о том, что не ели целых четыре часа.
Я верю в бессознательное. Я верю в то, что нами управляют молекулы. Я верю в то, что раз мы на 90% состоим из воды, то полнолуние должно влиять на нас так же, как оно влияет на море.
В плане веры мои родители были очень прогрессивны. Мой отец христианин, а мать иудейка, и на 13-летие они решили устроить для меня что-то вроде обряда инициации — но не еврейскую бар-мицву. Они хотели, чтобы в этот день я сделал что-то для людей, так что мы отправились в приют для бездомных, где все вместе поработали до позднего вечера. А потом там же они устроили вечеринку в честь моего дня рождения.
Мой отец происходит из старого шведского рода Гилленхолов, который уходит корнями в XVII век к моему далекому предку — Нильсу Гуннарссону. Эта семья была очень влиятельна в Швеции до тех пор, пока мой прапрадед не эмигрировал в США. Но несмотря на все это, я чувствую себя евреем, потому что моя мать — русская еврейка из Нью-Йорка.
Я боюсь множества вещей — тем более, что живу в страшное время. А еще я еврей, а евреи в целом склонны тревожиться.
Вопреки распространенному мнению, я люблю валять дурака и не воспринимаю себя слишком серьезно.
Не слушай никого, кроме тех, кто тебя вдохновляет.
Забавно, что люди находят интересным то, как другие люди заказывают себе кофе или выгуливают собак в парке.
Иногда меня прямо тянет на ферму: выпить парного молока и посмотреть, как режут свинью.
Сумасшедшие люди никогда не задаются вопросом, все ли с ними нормально.
Мы живем в тоскливое время, когда актеры становятся политиками, а политики — актерами.
Надеюсь, когда миру придет конец, я смогу вздохнуть с облегчением, потому что у меня появится много новых дел.
Спросите себя, почему красная ковровая дорожка — красная. Ответа нет. Да, черт возьми, она могла быть любого другого цвета.
Нельзя быть звездой вечно.
Также смотрите «Дуэйн «Скала» Джонсон о жизни» и «Патрик Суэйзи о жизни».
